№1 был здесь. №2 про то, что this world is rotten, никак не желает писаться, но мы с ним еще повоюем.
читать дальше Когда я под вечер в уютный дом, как птенец, влечу, Поприветствуй, мама, спроси о том, чего я хочу. Если б знала ты, как нелеп вопрос, дорогая мать... У меня есть все, чего я когда-либо мог желать.
Я могу карать, а могу простить, словно божество. У меня в руках - золотая нить и исход всего. Я могу заставить людей порядок иной принять, У меня есть мир, у меня есть право его менять!
Я воспитан в мире, где грех имеет несчетно лиц - Это мир воров, грязных шлюх, насильников и убийц. Больше жизнь не станет терпеть того, кто настолько плох - У него есть сорок ударов сердца и целый вдох.
Я мечтал о многом, но только это - моя стезя. Исполнять желания можно, но не платить нельзя... Воля, власть и сила, святая цель и ручная смерть - У меня есть всё, чего я когда-либо мог хотеть!...
Такое раннее утро… Это высокое здание, пожалуй, изначально было белым – но сейчас оно уже серое от прошедшего времени, от всего того страшного и жуткого, что увидело за свои годы – наверняка ведь много страшного случалось здесь, в стенах особо охраняемой тюремной больницы в штате Калифорния. Стылое место, как все тюрьмы, как все больницы. Вряд ли кто-нибудь захотел бы оказаться здесь без особой на то причины. L, чуть поежившись, выходит из своего лимузина и оглядывает окружающую картину. Тускло и холодно - но вместе с тем и солнечно, так бывает иногда. L задумчиво касается пальцем верхней губы, что-то отмечает про себя и направляется ко входу. Дежурная охрана его, конечно же, сразу же пропускает, увидев небольшой ламинированный прямоугольник в руках подходящего Ватари – да и разве могут куда-то его не пускать, величайшего детектива мира, по сей день не совершившего в своей практике ни единой ошибки?... Да, по сей день. Да, ни единой. Старый лифт, дребезжа, отвозит их на третий этаж, и там строгая и явно невыспавшаяся девушка в белом халате и погонах отводит их к двери палаты номер 4, где и оставляет, открыв стальную дверь зеленоватым медным ключом. Двое странных людей молча входят внутрь. Ватари поднимает воротник своего плаща повыше и молчаливой тенью встает у обшарпанной стены слева от забранного чугунной решеткой мутного окна. Ватари всегда готов ко всему. Он не даст своего лучшего воспитанника в обиду ни за что и никому. Остальные уже не так важны, а уж предавшие борьбу за справедливость – особенно. Справа же от окна стоит стандартная больничная кровать на тонких, когда-то крашеных белой краской, а теперь облезлых ножках, с решеткой в спинке, закрывающей вид на лежащего на ней, словно тюремная дверь. Желтоватое одеяло чуть вздымается - на кровати кто-то спит и хрипло дышит во сне. Смутно кажется, что от него, кроме хлорки и стандартной больничной фармакологии, пахнет дымом – но этого быть не может, прошло уже более чем достаточно времени, чтобы это выветрилось. L втягивает носом воздух, ожидая почувствовать хотя бы слабый запах клубники – чуть ли не единственное, что точно должно быть здесь, в чем он уверен… но его почему-то нет, словно нет центрального элемента в почти полностью собранной мозаике. L подходит к изголовью и осторожно приподнимает одеяло. Идеальная копия… Да, он и правда почти что идеален – и это пугает, это неожиданно, чтобы вдруг – и настолько. L невольно вздрагивает. В детстве – сколько лет прошло, восемь, десять?... – тогда разница между ними была намного более очевидна... хотя, возможно, так просто кажется сейчас. L довольно плохо помнит как самое ранее детство, так и первые свои годы в Вамми-доме – эти воспоминания почти никогда ему не пригождаются. Хотя теперь и пригодились бы. Самый умелый преступник, самый совершенный подражатель, самый близкий когда-то друг, обозначенный в этой жизни второй буквой алфавита, Б - вон он, лежит на ржавой больничной койке в тюремной больнице, перечерченный наискосок тремя полосами солнечного света из решетчатого окна, и пыль беспорядочно роится над ним в безразличных ко всему лучах. Он еще жив - и поэтому побежден. Ожоги второй и третьей степени, скрытые под бинтами, черные непослушные волосы, выбивающиеся из-под грязных, местами темно-бардовых, почти коричневых, марлевых полос. Тонкие пальцы левой руки лежат на одеяле, словно ожидают чего-то. Свистящий звук дыхания. Капельница, мутная на просвет жидкость в ней – мутная, словно чей-то мутный и потерянный разум. Столько лет… Странно и страшно теперь смотреть на него. L осторожно и чуть испуганно протягивает вперед руку и касается бледных тонких пальцев – касается такими же тонкими пальцами, длинными и хрупкими. Словно притрагивается к поверхности воды темного омута – ожидая, что по воде пойдут круги и разрушат карикатурно искаженное отражение. Но кругов нет. Вместо этого рука лежащего чуть дергается, почти конвульсивным движением оторванной паучьей лапы - и сжимает встреченные пальцы с нечеловеческой силой, почти до боли. Перебинтованная фигура приходит в движение, с приглушенным стоном садится на кровати. L снова вздрагивает, но не начинает вырывать руку. Вместо этого он осторожно поднимает глаза. И встречается с другими. С озерами голодной бездны. Это - словно заглянуть за грань собственного безумия – оно ведь есть и у него, он знает, у каждого из них есть такое вот безумие, но лишь у немногих оно становится настолько заметным. Эти глаза – как два окна в трансцендентное Ничто, такие похожие на его собственные… и в то же время такие совершенно иные глаза. Глаза обиженного ребенка. Глаза загнанного зверя. Слишком тяжелый взгляд, проникающий насквозь – нет, это отнюдь не его взгляд… И пусть почти идентична осанка, движения, интонации голоса – глаза всегда выдадут. Нет, Б не зеркало. Долгий взгляд в темные расширенные зрачки, впившиеся в кожу ногти, хриплое дыхание. Солнце, яркое солнце, золотящее изнутри пузырьки в емкости капельницы своими слегка теплыми лучами. Обкусанные губы под полосой бинта медленно складываются в кривую усмешку. И зеркало окончательно разбивается. Сразу. Так они совсем, совершенно не похожи. - Здравствуй. Б почти шипит, говорит очень тихо – возможно, повреждены связки, возможно, просто не хватает сил или же он не хочет их попусту тратить. В его голосе до сих пор слышен сухой треск огня и острый запах бензина. Сгоревший голос. - Здравствуй. Голос L не громче, но мягче, он как предмет совсем такой же, но еще целый – в сравнении с разбитым, сломанным и треснувшим. Рука отпускает, и L забирает свою – трет места, где остались отметины от ногтей, другой рукой. Больно, но не до крови, как могло бы быть. Но все равно больно. - Скажи мне, почему?... Б прищуривает левый глаз и одним смотрит на L, смотрит и тихо смеется странным своим смехом, который всегда немного пугал L. - Я всегда был странным – даже для вас всех. Он делает какое-то странное оборванное движение, и L вспоминает, что в Вамми-Доме у Б была привычка перед длинными пространными речами хрустеть пальцами – но сейчас правая ладонь перебинтована, и рефлекторный порыв остается незаконченным и беспомощным. - А вообще-то мне не очень-то хочется теперь с тобой говорить, Lawliet. Все было бессмысленно, зачем вспоминать. L немного грустнеет, поникает, а затем что-то вспоминает и, сходив к Ватари и немного покопавшись у него в кейсе, возвращается со стеклянной банкой. - А я тебе, кстати, варенья принес… Выражение лица Б быстро меняется, он быстро хватает банку («Они что, правда тут лишили его самого любимого лакомства?...») и открывает ее, поддевая непослушную крышку зубами. Затем привычно сует туда руку и с очевидным наслаждением облизывает пальцы. Все же, какой же он иногда ребенок… Вот и запах клубники появился. Да, так все ощущается как-то правильнее. - Ну ладно, так и быть, кое-что я тебе могу рассказать… L сидит на краю кровати и готов слушать. Долго. Очень долго. Ему почему-то совсем не хочется уходить.
21 января 2004
- Что?... Вы точно хотите проверить тело лично?... Вот и снова холодное утро, и снова L выходит из машины. Сама тюрьма – здание еще более тяжеловесное, чем больница, сама тюрьма вся дышит безысходностью. Хотя нет, не дышит, она вообще не дышит. Она мертвая. Вот и в камере 67 в ней сегодня - кто-то мертвый, в последнее время так случается все чаще, и тюремные служащие уже начинают привыкать к этим странным смертям. Этот заключенный упал совсем недавно, еще прошло не более трех часов. Тело в помятой и слегка забрызганной чем-то бурым футболке – судя по паре лежащих у стены хвостатых трупиков, кровью прирезанных заточенным о кирпичи краем алюминиевой ложки тюремных крыс – лежит у стены, ровно под полуметровой выцарапанной на стене латинской буквой «B», нарисованной, видимо, все той же ложкой. На его лице – странная улыбка. Его ждало пожизненное заключение. А теперь – его прервал сердечный приступ. Все совершенно ясно. Это снова Кира, Кира строит свой мир. Размеренно и методично. Мир без маньяков. В последнее время имя всех заметных происшествий в жизни L – Кира. L знает, что сам Б, пожалуй, был бы только рад такому исходу. Да и следы на запястьях трупа могут рассказать о попытках уйти самостоятельно раньше – но алюминиевые ложки плохая замена скальпелям, а служащие тюрьмы все же довольно бдительны. Но всё равно. L почему-то всё равно чувствует глухую обиду. И, наверное, даже свою вину. «Как-то глупо все вышло. Покойся с миром.» L наблюдает за похоронами на следующий день, стоя у самой ограды безликого и расчерченного клетками, словно шахматная доска, тюремного кладбища. На такой же безликой могиле Б – могиле только с учетным номером заключенного – он оставляет банку клубничного варенья. Она глухо звякает и остается стоять там неуместно ярким алым пятном. Ему чего-то смутно хочется, то ли поплакать, то ли просто постоять там подольше – но это все так нерационально, а дела ждут, мир в опасности. Пора. L уходит оттуда, сопровождаемый, как всегда, своей неотвязной черной тенью. Ватари идет за ним и слегка кивает сам себе. Да, он уверен, что теперь-то L точно поймает Киру. Ведь нет в этом мире мотивации лучше, чем месть.
-=- "Постхуман" - это потомок человека, улучшенный и дополненный настолько, что в нем воплощено все лучшее, что было в человеке, и нет того худшего, что в нем было. Он есть Удавивший-В-Себе-Раба и изначальную дарвинистскую эмоциональную обезьяну. Постхуман, как "идущий после", по определению сильнее, умнее и эффективнее человека. Он будет больше чем человек - или, как говорят одесские гуманитарии, "на чей взгляд посмотреть" - в чем-то и меньше. (В нем определенно будет меньше того "человеческого", которое наповерку таки на самом деле обезьянье. То есть, в этом смысле - в сфере зависимостей и слабостей - "постхуман" получается меньше чем человек... Ну, если не считать других, в потенциале - богоподобных возможностей.) Однозначно, его не будут обзывать латинской кличкой "Хомо". Он будет "Некто". Или "Никто". Ведь считать себя "кем-то" свойственно "существам без перьев" (также без рогов, копыт и когтей), видящим сны, верящим в ангелов и чертей, отрицающим бога и нуждающимся в нем. Узнающим себя в зеркале. Обременяющие людей гири - "лояльность государству", "семейные ценности", "алиментные обязательства" и прочее - для него не имеют значения. Тот, кто идет после - постчеловечен. (В одном из значений слова "постгуманизм", возможно, сокрыта человечность... точнее гуманность куда большая, чем могут представить себе самые продвинутые самцы потомков обезьяны - придумавшие само это красивое слово "человечность-в-смысле-гуманности", которую поднаторевшие в псевдориторике смешивают с "человечностью-в-смысле-быть-человекосамцом", чтоб придать своим заблуждениям насчет себя и своей природы романтическую (или даже - героическую... нет, скорее, эпическую!) привлекательность - и оправдание. Постхуману глубоко фиолетовы обезьяньи имущественно-территориальные потуги. Таков, в сильном кратце, основной "философический смысл" того, что понимается под "постгуманизмом": короче его можно выразить только метавыражением "там все будет не так, как у нас с вами" (именно: НЕ КАК У ЛЮДЕЙ - одна эта метафора повергает в ужас отпетых гуманитариев, боящихся чудо-юдес из сна чужого разума (непременно "про ЧУЖИХ", то есть НЕ-ЛЮДЕЙ), и раздражает конченных постобезьян (Альфа-антропоидов, ошибочно считающих себя заодно и "Омегами")). -=- (с) transhumanism-russia.ru/
Риук кидает Тетрадку вниз... читать дальше Я так устал стараться для Бесцветных тысяч лет. Я был у трона Короля - Меня там больше нет. Обставив пару дураков Сегодня поутру, Я к развлечениям готов - Ну что ж, начнем игру!
Лети! *бросает Тетрадь вниз*
Лети, орудие бессмысленных богов, Найди того, кто не боится убивать. Найди того, кто может зрелищно играть, Кто сбросит тяжесть человеческих оков.
Лети туда, где смерти страх Диктует все пути, На мира нижнего ветрах Листами шелести. Порви привычный жизни круг, Врагов людских губя - Пусть сотни человечьих рук Дерутся за тебя! *смех шинегами*
Лети, предмет из канцелярии небес! В твоих страницах дремлют рок, судьба и смерть... Найди того, кто не страшится умереть, Найди того, кто не боится злых чудес.
Я лишь хочу увидеть вновь Хоть в чем-то интерес, Хочу, чтоб проливали кровь За этот перевес. Хочу подать сквозь сизый дым Орудье палачу, Хочу чуть-чуть побыть живым - Немногого хочу!
Лети на землю, что не менее скучна, Чем этот серый мир, где смерть - сама мертва... Найди того, кто ищет славы божества, Найди того, кто выпьет этот яд до дна. Найди того, кому ты будешь так нужна, Найди того, кому приемлема цена!...
Интересно, каковы шансы, что в голове читающего будет хотя бы примерно тот же ритм и мотив, что в моей...
By dividing Light's number of days to live in Shinigami time by every Shinigami day, and then dividing that by 365 days in a year, we can come to the conclusion that light has 71.8 years of his lifespan left, making him 88 when he would have died.
Из пешек сей жизни смертен любой, И смертен любой из ее ферзей. И ты, совершеннейший враг мой, И ты, драгоценнейший из друзей. Пусть дождь мимолетную смоет грусть С лица, не привыкшего сожалеть, И серое небо померкнет пусть - Когда над тобою склонится смерть. Экраны и схемы, страницы книг... Сегодня бессильна игра ума. Усмешка убийцы - всего лишь миг. Но - вечна идущая следом тьма.
Сила во мне, а ты всего лишь игрушка... Сможешь ли ты выжить? Ты меня боишься, и это не напрасно. Ты живешь в страхе, а я, ухмыляясь, слежу за тобой. Я - твоя боль, которая заставляет изгибаться и кричать. Ты не терпишь этого. Потому что я и есть твое терпение, которое не дает тебе покоя ни в чем. Но я всего лишь твоя иллюзия... (с) не мое
Кому надо, те поймут.
читать дальшеПолночный бред пустых бесед... Я поменяю злой сюжет, Я брошу обвиненья вслед, Дополню список. Я был рожден лишь для побед, Преград мне нет, спасенья нет. Мое другое имя - Свет. Рассвет - он близок.
Хотел помочь? - Отправься прочь. Живых ты, призрак, не морочь. Ты не сумеешь превозмочь Теченья жизни. Похожий на врага точь-в-точь, Ты точных линий не пророчь. Мое другое имя - Ночь. А Ночь капризна.
Я одинок, ты одинок. На перекрестке всех дорог, Среди шагнувших за порог Мы - только тени. Пускай течет людской поток, Всех не минут судьба и рок. Мое другое имя - Бог. Так - на колени.
Ты зря во тьме меня зовешь, Ты зря молитвы воздаешь. Уйми в продрогших пальцах дрожь - Не жди ответа. Меня ведь нет, а ты живешь - Так мертвых духов не тревожь. Мое другое имя - Ложь. Запомни это.
Мелло зажог, не могу остаться в стороне и не распространить дальше.)
Сюжетные спойлеры в виде намёков!
Итак. Как вкручивают лампочку герои Death Note?
L держит лампочку двумя пальцами и долго рассматривает. Наконец делает вывод, что она не съедобна и не причастна к делу Киры. После чего теряет к ней интерес. Лампочку вкручивает Ватари. Если Ватари нет, на лампочку случайно садится зазевавшийся Мацуда.
Лайт решает, соответствует ли вкручивание лампочки на данный момент его планам. По привычке пишет в Тетради имя преступника, причину смерти указывает как "Сердечный приступ в 20.00 после вкручивания восьмисот лампочек в одном из жилых кварталов Токио", подстраивает маршрут жертвы так, чтоб лампочка была вкручена, где надо.
Миса-Миса пытается всё сделать сама, в процессе ломает ноготь и начинает дуться на лампочку и весь мир заодно. Лампочку (к тому моменту покрашенную в чёрные и розовые сердечки лаком для ногтей) вкручивает Рем. Если Рем нет, Миса бежит к Лайту и канючит: "Лаааайт, ты же меня люююбишь? Я всё для тебя сдееелаю! Только вкрути лампочку!". Раздражённый Ягами-младший, который только что разобрался с первой лампочкой, посылает Мису к Миками.
Миками восторженно пялится на священный предмет, которого касался взгляд (а, может быть, и руки!!) Ками, обещает Мисе выполнить указания бога незамедлительно и неукоснительно. Дрожащими руками вкручивает лампочку, потом два с половиной часа вдохновенно вещает ей о Новом Мире. Лампочка не выдерживает и взрывается, следующие два часа Миками рыдает, что недостоин доверия Ками. Лампочка уже хотела бы - но второй раз не взорвёшься...
Мелло пытается заставить лампочку вкрутиться саму, угрожая ей пистолетом. Лампочка по-партизански молчит, отказываясь сотрудничать. Мелло зовёт Мэтта и заставляет его самого заниматься "этими технологическими глупостями". Через 10 минут лампочка на месте, светит, слушается голосовых команд, подогревает тосты и качает фильмы из интернета. Если Мэтта нет, Мелло, злобно посмеиваясь, запечатывает лампочку в коробку, пишет "От Киры" и отсылает её Ниа.
Ниа получает странную коробку по почте, очень надеется, что там очередная головоломка, но там оказывается лампочка, почему-то вся в следах шоколада. Ниа по инерции разбирает лампочку на составные части, собрать обратно не может, потому что вакуум потерялся где-то среди паззлов. Ниа спихивает детали лампочки на Джеванни. Джеванни за ночь выучивает как делать стекло из песка, мешать осмиево-вольфрамовый сплав и откачивать воздух в бытовых условиях. Пробует выдувать колбы разных форм, заменяет вакуум на азотно-аргоновую смесь, на рассвете наконец сотворяет Идеальную Поддельную Лампочку. Вкручивает её. Если Джеванни нет, то детали лампочки, впечатлившись надписью на коробке, под шумок ныкает и относит Мелло Халль Лиднер. Это она зря.
Ненавижу флешмобы. Это в принципе. Ну да ладно. Иногда можно...
Проистекает зараза эта от другой нашей заразы, то есть, от Мелло.
How to Use: Автор поста называет 5 понятий, которые ассоциируются у него с отметившимся в комментах. Отметившиеся читают, вздыхают, а дальше уж как им совесть позволит. Кто-то продолжает моб, а кто-то умный. Я умный - но мне скучно. =P Поэтому пост пишу, но никого не принуждаю участвовать.
Итак. 1) Ситхи.Красные глазки и тот фанарт с капюшоном... только светового меча и не хватает.
"Тот фанарт", это вот этот. Хотя по моему и Миками скромному мнению, это намек скорее на Рейстлина Маджере.) Ситхов я несомненно уважаю. Красного меча пока не купил, но, если будет возможность, может, и возьму нечто вот такое. Хотя они только в темноте и при активном махании прилично смотрятся (ибо сопровождены звуковыми эффектами), ну что ж поделаешь. В играх серии всегда играл за темную сторону Силы. Хотя фаном ЗВ как таковым не являюсь, так, сочувствующий. Единственное, что меня не устраивает в ситхах, так это то (что уже упоминалось), что их постоянно мочат их же ученики. Поэтому я, как тоже упоминалось, учеников и не беру.
2) Мания величия. (и не надо переубеждать меня в её отсутствии)
Ладно, переубеждать не буду. Ну а как прикажете ее не иметь, если ты такой со всех сторон умный, красивый и вообще лучше всех?... Да еще и Бог. Она обоснована, а значит, даже необходима. Как дающее силы бороться дальше внутреннее начало. Contramundi. Кстати, напоминаю, что моя мания величия - самая великая мания величия в мире.
3) Ночные дороги. Шоссе, если быть точным...
О да, они прекрасны. Огни, небо, шорох шин... Цель. Как прекрасно и само движение, как прекрасно любое следование из точки А в точку B. Погоня или бегство, охота или гонка, полет или падение. Только - не стазис. Дорога вообще прекрасный образ, а ночная прекрасна вдвойне.
4) Смех. Маниакальный, торжествующий, разный. Просто смех.
А смех продлевает жизнь.) Эмоции нужно сбрасывать, и это - самый безопасный способ. Если ты победил - смейся. Если ты проиграл - смейся. Если ты хочешь заплакать - смейся. Если тебе больно - смейся. Смейся над жизнью, смейся над смертью, смейся над людьми и над самим собой. Может быть, тогда тебе удастся прожить жизнь, держа весь мир на расстоянии, наблюдая его несколько со стороны - ни к чему не привязываясь, не открывая ему своих уязвимостей, желаний, тайн... Оставаясь миром-в-себе, а не частью другого мира. Смех над кем-то позволяет установить иерархию, смех вместе с кем-то позволяет вам сойтись ближе... Смех - орудие намного сильнее, чем слезы. И требует совсем немного усилий. И, как говорил один мой знакомый эльф, "Смех, юмор и веселье - отравленное оружие Тьмы, а истинный Свет всегда молчалив и печален".
5) Манипуляции. Во всех смыслах слова.
А ведь когда-то второго смысла этого слова и в природе не было.) Если набить слово "манипуляция" в Яндексе, добрый рекламный блок "Яндекс.Директ" предложит нам две ссылки - "Психологическое манипулирование: Тренинг по приемам психологического манипулирования в управлении персоналом" и "Тренинг переговоров: Тактики и приемы аргументации". Я, кстати, по этому вопросу в свое время n-ное кол-во подобных книжек прочитал. Стало быть, второе значение стало намного важнее первого... Почему же? Потому что постепенно человечество обобщило и систематизировало свои навыки в этой сфере, сделало массовым то, что раньше было достоянием только правящих кругов, тканью дворцовых интриг, советами стоящих за правым плечом королей фигур в темных плащах. Теперь этому на каждом углу обещают обучить каждого. Казалось бы, какая глупость для тех самых "фигур"... А вот нет. Обучать можно каждого, но научить - одного из тысячи. А толпы желающих научиться пусть принесут свои деньги своему гуру, пусть прослушают тонну лекций... но, будучи лишенными врожденного таланта, они так и уйдут оттуда пустыми болванами, пусть и убежденными в том, что "теперь-то они все умеют". Нынешняя эпоха манипулирует желающими поманипулировать. А вот тот, кто придет туда и вдруг на второй-третьей лекции поймет, что вообще-то он все это знает и так, и всю жизнь всем этим пользовался подсознательно... Однажды, почти 4 года назад, меня затащили в "пирамиду". Я с честным внимающим лицом отходил все бесплатные вводные и ушел ровненько с даты начала "работы" и с выплаты первых взносов. Тетрадка с конспектом очень полезная получилась. Так вот, книжки. Кто бы знал, какое же в этих книжках для меня было дежавю на каждой странице. Зато помогает осознать и систематизировать.) Подойди к человеку, улыбнись ему, поговори с ним... Подружись с ним. Расскажи ему красивую сказку со счастливым концом... пообещай ему что-то хорошее - и выполни. А потом пообещай что-то большее... лишь если... И человек сам будет искренне тебя любить, сам сделает все то, что тебе от него нужно, с искренней верой и совершенно осознанно. И сам создаст свое "большее", равно, а то и более, чем ему, полезное тебе, а не сумеет - будет винить только самого себя. Как говорится, "Ловкость рук и никакого мошенничества". И все (ВСЕ) стороны, участвующие в процессе, довольны и счастливы. Так разве это плохо?...)
Мдя, сразу видно, что меня больше интересует, судя по кол-ву строчек на каждую ассоциацию...)
В комменты желающим следует запостить совершенно что угодно... но я буду особенно рад, если это окажется ваше полное ФИО и фото.)
Поборник закона, приличия лучший пример... Отныне ты избран - и призван Мессие служить Карающим ангелом, дланью возвышенных сфер, Священником Бога, сошедшего судьбы вершить. Причастие будет горько и кроваво, как жизнь... Но яд освященный ты выпьешь, конечно, до дна. И крик "Уничтожить!" заменит шептанье "Аминь", А скрип по бумаге заменит забвение сна. И будут молитвы в ночи, что тверды и тихи, И будут дрожаньем свечей отвечать небеса. "Избавь от лукавых нас, Кира, воздай за грехи! Спаси этот мир и яви нам свои чудеса!" Ты видел свет Истины, видел величие крыл Сквозь алый туман, застилающий очи твои. Ты будешь служить свою мессу - каким бы ни был Исход этой битвы, важнейшей в твоем бытии. Да, вера крепка - вера крепче, чем грешная твердь. Твой бог совершенный не бросит тебя одного. Ты счастлив и равно готов - убивать, умереть... За Господа Киру - во имя, во славу его!