Итак, вы оставляете заявку в комментах, после чего получаете про себя небольшой текст - виньетку, драббл - и вешаете флешмоб к себе.
Далее - три мои уже полученные варианта, на которые я уже озадачен ответом...
1
Он осторожен и нетороплив, как летний вечер.
Движется на мягких лапах, совершенно беззвучно.
Склоняя голову, заглядывает в озаряющиеся золотом окна домов.
Улыбается.
Да, кажется, все на своих местах. Кажется, все так, как и должно быть.
В его прикосновении – тяжесть насыщенно-синих теней, безразличная и ровная ласка.
Он заглядывает в чужие окна и улыбается – да, все в порядке.
Ветер раскачивает во дворе старые скрипящие качели.
Сколько бы лет не прошло, ничего не меняется.
(с) Ner-Tamin
2
У него есть целый арсенал улыбок.
На все случаи жизни.
Некоторые достались ему по наследству, другие он заказал по каталогу, парочку ему подарили друзья. А вот эту он просто аккуратно снял с плечиков, на которых она болталась в магазине, и незаметно сунул в карман пиджака. Пригодится.
Хорошие улыбки требуют особого ухода. Теперь, приходя домой и снимая галстук, он вынужден некоторое время посвящать своим улыбкам – он раскладывает их на тахте и приводит в порядок. Отряхивает те, которые давно не были в употреблении; наводит глянец на те, которые поистрепались от частого использования. Потом он аккуратно раскладывает их по местам, и с облегчением переодевается в домашнюю одежду – не забыв выбрать подходящий для этого вечера экземпляр.
Бывает так, что во время разговора с вами его взгляд становится задумчивым и чуть –чуть лукавым – и в этот момент вам кажется, что он внимательно прислушивается к вашим словам… Не обольщайтесь. Скорее всего, он присматривается к вашей улыбке…
(с) Меган
3
Часть в твоих дарах
- Посмотри, - говорит он. – Посмотри, какие яркие. Какие настоящие.
Звуки. Ароматы. Едва уловимые детали.
Чувствуешь, как пахнет в этом осеннем лесу, - светлом, пустом, похожем на неубранный дом? Грибами там пахнет, и сыростью, и жирной, черной землей. И чуть-чуть тревогой, да. А ту женщину, худую, слегка усталую, заметил? Видишь, как падает прядь ей на нос, как она рассеянно отводит ее, даже не замечая? Ей не до причесок, она влюблена… Их много у меня.
А вон там, - смотри, какой крадется. О, это страшный человек… я им особенно горжусь, не скрою. Он кровавый маньяк, серийный убийца. Сейчас разыскивает новую жертву, - слышишь, как тихо ступает? Как старается не дышать, чтобы не выдать своего присутствия? Пожалуй, сегодня ночью я разрешу ему не смотреть того сна, пусть поспит хоть разок, в самом деле.
А вот эта большеглазая девушка в облегающем костюме, - она у нас будет героиня, да. Сыщик, например, фигли. Она выследит этого маньяка и обезвредит его – и все это ей удастся потому, что она добрая. Добро всегда должно побеждать зло. Я придумаю, как это устроить. Потом, когда дело будет завершено, и убийца окажется в тюрьме, она уйдет из своего – как его? – ФБР? ЦРУ? МИ-6? – в общем, из своей конторы, чтобы выйти замуж по большой любви, выйти за хорошего человека, за настоящего мужчину… Этот-то, белобрысый? Он, пожалуй, напишет про них книгу, когда вырастет. Нет, он мне не нравится – слишком ироничный, слишком злой, слишком свободный, - но сочиняет, мерзавец, хорошо. Вот пусть и описывает. А знаешь, что?
Умрут-то они одинаково, все. И маньяк, и героиня, и ее жених. И автор. Да, точно. А убьет их… дай-ка подумаю… точно. Именно этот мальчик-отличник. Не туда смотришь, – вон, гляди, гляди! видишь мальчика в белой рубашке? Еще папа его в школу ведет? Вот он их и убьет, и…
- И так далее, - вдруг прерывает его собеседник, устало морщась, - и тому подобное. Как обычно. Вот поэтому мне и не нравится. Настоящий сказочник – тот, кто рассказывает людям о них самих. Ты всегда рассказываешь – только о себе.
Тот, второй, усмехается. Его пальцы не останавливаются ни на минуту - плетут и плетут свое сказочное кружево. Такое яркое. Такое настоящее.
- Когда же до тебя дойдет, - негромко говорит он, - что на самом деле это - одно и то же?
Первый молчит.
(с) Айзава
Итак, своё будет ниже.
puz[Near]zle
читать дальше
***
Его движения - выверенные и четкие, словно у стоматолога. Кубик за кубиком, шестеренка за шестеренкой... Материалы банальны, но сама система отнюдь не из легких, и нужно иметь навык и сноровку, чтобы справляться со всем этим.
Он - справляется. Высунув язык от усердия, ставит еще один элемент на своё место, аккуратно, осторожно. Проверяет, все ли правильно, и берется за следующий. На стоящего рядом и молча наблюдающего за процессом растрепанного мальчика с черными волосами он не смотрит, как будто того вовсе нет в этой комнате.
Так проходит еще час или два. Наконец, завораживающая своей сложностью конструкция готова. Всё связано, всё просчитано. Можно начинать представление.
Он берет в руки небольшой белый мяч и роняет его в пластмассовый стакан - игрушечный робот, державший его, в свою очередь падает, нажимая на поставленный в нужном месте рычаг, передавая движение дальше... Каждую следующую секунду что-то срабатывает, сотни резинок, иголок, шариков, рычагов, падающих предметов разной формы исполняют назначенную им задачу. Черноволосый парень наблюдает за всем этим восторженно, приоткрыв рот. Светлый только сейчас позволяет себе бросить взгляд на него - гордый и самодовольный взгляд.
А череда механизмов всё работает, и единственный зритель крутится на месте, прижимая палец к губам, следя за волной активности, проходящей по ровной линии причудливо выстроеных предметов.
Наконец, передающийся заряд роняет последнюю тяжелую гайку, которая тянет за какую-то последнюю веревочку, уходящую в стену, и всё затихает.
- Вау - произносит черноволосый.
Светлый лыбится и задумчиво пинает ногой кубик с литерой "L" на синей грани, чтобы перевернуть его другой буквой - буквой "N" - вверх. К сработавшей точно как и планировалось системе интерес он уже утратил, и теперь займется, пожалуй, созданием копии Эйфелевой башни из зубочисток.
...Еще пару секунд спустя где-то за стеной с грохотом, треском и звоном падает что-то большое, металлическое и тяжелое.
Слышится чей-то приглушенный мат.
Миса
читать дальше
***
...Она ведет популярный интернет-дневник, в котором регулярно любовно пишет о разной ерунде и аккуратно меняет дизайн каждый месяц. Она любит, валяясь на диване, несколько часов восторженно грузить свои новые фотографии в новых платьях - возможно, самые лучшие из которых она даже оденет больше одного раза - в свой фотоальбом под кричащими заголовками. Обрезать и ретушировать их она то ли не умеет, то ли не находит нужным, а если что-то не так, предпочитает просто залепить лишнее яркими розовыми сердечками или бабочками...
...Она и сама, словно бабочка, порхает везде, такая же яркая, такая же беззащитная, такая же легкомысленная. Запойно слушает романтичные песни, читает надрывные романы, каждую неделю обязательно ходит в кино. Она очень легко сходится с людьми, поскольку неуловимо похожа на летний цветок, обращенный к солнцу - так же открыта и дружелюбна. Она эмоциональна, но действительно обиженной или разозленной ее увидишь не так уж часто - кто осмелится, кто найдет в себе силы обидеть такого ребенка?...
...Она обожает новые вещи, особенно дорогие издания редких дисков - обязательно лицензионных - косметику, одежду, украшения и мягкие игрушки. Старые же вещи - а старыми считаются те, что находятся в доме дольше пары недель - она быстро рассовывает по полкам, запихивает в свалку под кровать и забывает, чтобы освободить руки и опять потянуться за чем-то новым, чем-то глянцевым, чем-то красивым, чем-то ярким...
...Она искренне страдает и рыдает каждый раз, когда читает, видит или слышит, как где-то из-за жестокости людей умирают кошки или собаки, голуби или даже обычные черные вороны. Поэтому потом, когда ей на глаза случайно попадается хроника происшествий или новости, перечисляющие жертв происходящих где-то далеко от неё бедствий, она сжимает ладони своих тонких холёных рук с холодным удовлетворением - так им и нужно, бог всё видит, дурацкие людишки и должны умирать...
...Вокруг неё всегда толпа, и она походя улыбается каждому, не разбирая лиц, не вспоминая имен, думая о своем - о цене за новую юбку, о уровне собственной полулярности и необходимости поддержать её, о глянцевой помаде или о своей любимой собаке...
...Под настроение она может быть язвительна, своенравна и упряма. Она знает, чего хочет и знает, как ей заполучить это. Она уверена в себе и своей правоте - как уверены дети в том, что неуязвимы и бессмертны...
...Она умеет преувеличивать события так, как не умеет никто другой - и сама искреннее верит во всё, что у неё получится. Она может по страшному секрету рассказать лучшей подруге про фантомный наполовину приснившийся ей секундный поцелуй так, что на следующий день подруга изведётся от зависти, слушая про прекрасную страстную ночь истинной любви новые невероятные и непредставимые подробности...
...Иногда по ночам ей снятся странные и страшные сны, а в её голову приходят непривычные холодно звенящие мысли, от которых ей становится немного не по себе. О которых она не хочет рассказывать никому, никому, никогда. Кроме, может быть, одного лишь его...
Одна проблема: он не существует.
К середине уже совсем запутался, про кого же пишу, про ирл или про канон. Ибо Миса такая Миса...
Lobsel Vith
читать дальшеВечером он, как обычно, сидит и читает френдленту. Прокручивает посты, ходит по ссылкам, пишет комментарии. Потом лента заканчивается, и он выключает свет и ложится спать. Уже почти час ночи, пора.
Этой ночью ему снится, что он сидит перед монитором в полумраке в несуществующей, но непередаваемо своей знакомой до мелочей комнате... и читает френдленту.
Почему-то он просыпается, вздрагивая, смотрит в темный потолок и понимает, как это странно.
Тот же экран. Те же буквы. Те же френды.
Но совсем, совсем другой смысл. Там они писали ему... по-настоящему.
Сон исчезает, струится меж пальцев мелким песком, ускользает быстро-быстро, как всегда ускользают сны на границе осознания, и вот уже почти ничего и не осталось.
Но он помнит последнее, что врезалось в память - пару абзацев о яблочном запахе и тесте, о школе, о новом альбоме какой-то группы, о маме и папе. Пару абзацев... в дневнике своей сестры, спящей этажом ниже?...
Нет. Просто "cестры".
Странно, что он запомнил это. Они никогда не доверяли друг другу слишком многого. Не так уж часто и разговаривали. Даже не пересекались почти, не взаимодействовали, не думали друг о друге. В чем-то он даже завидовал ей, в чем-то удивлялся ей. В сущности, они друг для друга просто еще один текст. Пусть и живой, с обратной связью, но только текст. Даже без подписи - такие подписи, как у них, не в счет.
Разум еще не полностью вернулся в норму, странные ассоциации бродят в нем, странные образы колышутся в темноте, а в воздухе чудится запах теплого яблочного пирога и звук размеренных шагов чьих-то ног в домашних тапочках.
Бог мой, ну откуда тут вдруг пирог. Да еще и яблочный, как банально-фанонно. Наверное, и мерзлые пельмени-то в пустом холодильнике сейчас не найдутся. И в тапочках тут никто никогда не ходит.
Он сидит на краю кровати, слушая приглушенный гул машин под окном, и шепотом перекатывает на языке слова. "Отец". Четыре буквы, два слога. "Мать". Четыре буквы, один слог. Два слова, не имеющие смысла.
Если что-то за ними и было, то это было давно. Слишком давно. Так давно, что это уже неправда.
Как будто выйдя из теплой ванны в промерзшую насквозь квартиру, он ощущает, как быстро рассасывается мягкое ощущение сопричастности, как смутное тепло стекает по пальцам и растворяется в холодном зыбком утре пустого дома, не оставляя следов. Он встает.
О боже, шесть часов утра - а он не спит, а зачем-то опять пялится в экран, на её страницу.
Ну конечно же, нет там того поста, и быть его там не может.
Он вздыхает и выключает компьютер. И идет досыпать. На самом деле, и слава богу, что его там нет. И не потому, что это поколебало бы границы реальности, которые он привык видеть четкими, как Великая Китайская Стена. И не потому, что нет необходимости рассказать об этом ей. Просто - незачем ему, уже давно практически человеку без семьи, читать такое.
Не в этой вселенной ему иметь таких образцовых отца, мать и сестру.
Впрочем, даже и в той вселенной это всё было таким картонным...
Основано на реальном воспоминании. И... для меня ты всё-таки, наверное, останешься Саю, в какой бы фандом еще не убежала.)
читать дальше
На маленький портовый город спускался ужасающий ураган. Большая часть жителей давно уже собрала самые нужные вещи, заколотила ставни и эвакуировалась куда подальше - и лишь одинокий священник остался. Его так и не смогли убедить покинуть стены белой недавно построенной церкви.
Он был непоколебимо уверен, что сила истинной веры побеждает всё. Врагов, неверных. Факты, логику.
И что его самозабвенная молитва непременно отвратит дикую стихию и спасет город.
Теперь он стоял на коленях у алтаря и твердил себе под нос священные тексты - без перерыва.
Естественно, Бог ну никак не мог спасти город ради одного этого упертого фанатика, слишком уж это неуважительная причина для такого вмешательства. Но и самого священника ему было крайне жаль - такой ярой самоотдачи и силы духа он уже пару веков не встречал.
Бог послал ему кошку. Кошки - известные конктатёры с вышими силами, им так просто нашептать нужное. Кошка подергала ушами, слушая Бога, и пошла к священнику в церковь. Там она тёрлась о его ноги, всячески мяукала и намекала на выход, и даже зацепила его когтями, оставив глубокую царапину, когда тот сгрёб ее за шкирку и раздраженно выкинул в окно.
- Ты мешаешь службе, дьявольская тварь!
Видимо, он не любил кошек.
Бог послал к священнику собаку. Вскоре собака уже тащила его за рясу - довольно сильная, надо сказать, была собака - к выходу, упираясь лапами в мозаичный пол и прижимая уши, чтобы не получить по голове.
Священник вырвался и выгнал собаку за дверь, размахивая золоченым канделябром.
- Ты мешаешь службе, блохастое животное!
Видимо, собак он не любил тоже.
Бог возвел очи горе, тяжело вздохнул и и послал к церкви юродивого. В конце концов, пророки часто бывают такими, и он скажет священнику все, что нужно, понятными человеческими словами, раз уж через животных до него не доходит.
- Сам Господь хочет, чтобы ты покинул сии стены и спасся за границами города в убежище с остальными! - протянул юродивый, страшно вращая экстатическими глазами.
Священника не впечатлило. Да и канделябр он все еще держал при себе.
- Вали отсюда, чертов попрошайка, ты мешаешь службе!
"Ладно, придется явиться ему самолично." - подумал Бог, следя за убегающим юродивым и возвращающимся к молитве священником. "Должен же я спасти своего самого верного праведника. Даже такого кре... оригинала."
В ту же секунду запах елея и сандала и божественный свет наполнили церковную залу. Сиятельная фигура появилась, зависнув в полуметре от пола, перед взором неуёмного фанатика, открыла было рот... но ничего не успела сказать.
Раздраженный священник снова встал с колен и в сердцах топнул ногой, подняв в пронизанный неземным сиянием воздух небольшое облачко пыли.
- Господи! Да заткнись ты уже наконец! Ты мешаешь службе!
Ner-Tamin
читать дальше
Эта встреча - почти случайность.
"Смотри - она не принадлежит тебе!..." - в каждом взгляде, в каждом жесте, в каждом наклоне головы он читает эту фразу. Снова и снова. Перечитывая её почти с упоением, непривычным чувством тоскливого восхищения. Уважения.
Она ходит по старинным залам с лепными потолками, а он ходит следом, почти не заботясь о том, чтобы показаться хорошим, как обычно - даже напротив, явно перебирая с правдой. Потому что сетью ее не зацепишь, страстью её не возьмешь, так может, можно хотя бы ужаснуть её... чем-нибудь.
Но нет. Она благожелательно прохладна, вежлива и улыбчива, она снова кивает, и он слышит её, как песню. "Слушай - она не принадлежит тебе!..." Да, она - мелодичная тихая песня, и она песня совершенно не о том, о чем привык вкрадчиво шептать он.
Она проходит мимо очередной картины, касаясь её взглядом нежно-нежно, и краски при ее приближении оживают. Он вдруг видит в них то, чего никогда не заметил бы один - словно её присутствие добавляет оттенков спектру. Он любуется картиной.
Любуется ею.
Она вся замирает, натягивается, настораживается, как стрела на тетиве, как струна, рискующая порваться в пронзительном скрипичном соло, когда она видит прекрасное. Она увлечена. Она знает свою дорогу. И никогда не пойдет за мерцающим маячком - у неё есть свой собственный свет. Так неуязвима, что это даже хорошо. Чуть-чуть капризна, чуть-чуть скрытна, чуть-чуть осторожна, чуть-чуть пуглива. Сдержанна. Уравновешена.
Иногда его утомляют легионы тех, кто хочет выбраться из тьмы. Пусть сегодня будет такой день.
Выходной.
Залы сменяют друг друга, слова падают вниз, тяжелые занавески колышатся на высоких окнах. "Она не твоя, не твоя, не твоя..." - ритмично отбивают шаги.
Он улыбается. Это правильно. Она ведь и не чужая.
Она ничья. Совсем. Совершенно.
Это, черт подери, так бесполезно.
Это, черт подери, так прекрасно.
Violett_Light
читать дальше
В её городе царит пронизывающий холод. Пожелтевший отрывной календарь на деревянном столбе всегда открыт на январе. Медленно кружась, падают вниз седые невесомые хлопья. Возникая из ниоткуда, танцуют в воздухе, оседают на потресканный асфальт. Нет, это не снег. Это пепел, оставляющий на пальцах грязные следы и постепенно забивающий легкие и вентеляционные шахты.
Выйти из бесконечного цикла невозможно, не разрушив его со всем его содержимым.
В её городе нет времени суток - только вечные сумерки. Здесь нет утра и вечера, нет дня и ночи. Небо всегда равномерно серое, лишенное звезд, луны или солнца. Ее город стоит на границе темной пропасти - она раз за разом бросает в неё камни, но не слышит ни звука. Часы на стене ее комнаты однажды остановились.
Зависимостью от времени следует пренебречь.
В её городе нет разговоров. Только натянутое молчание и переливчатый звук похожей на истошный хрип сорванных связок сирены, возникающий случайно, захлебывающийся воплем и так же резко, как рождается, умирающий. Только неясные шорохи за стеной, скрежет ржавой качели на ветру, капанье грязной воды с протекающей крыши. Свист ветра.
Недостаточно данных. Слишком много неизвестных.
В её городе безлюдно. Здесь живут только тени, неясные призраки, что дрожат и растворяются, как только подходишь ближе. Только вороны, которые молчат, не нарушая тишину. Только воспоминания. Люди обычно никогда не добираются сюда, да и не особо горят желанием узнать, что находится на том конце изломанной заросшей дороги.
Не существует прямых, параллельных зигзагу.
В её доме - отсыревший потолок, обнаженные перекрытия, старое одеяло, ободранные бетонные стены, покрытые сеткой мелких трещин и влажных потёков. Осколки кафеля, упавшие на пол разбитые картины с изображениями неясных сцен, странных людей и непонятных символов, треснувшие зеркала, тяжело скрипящий под ногами пол. В углу стоят давно завядшие и потемневшие лилии в надбитом с края стакане. В гостиной тускло светит мигающая лампочка. Пахнет сыростью. На двери ее квартиры висит закрытый замок, изнутри. Ключ висит у нее на шее.
Тяжело признать решением то, что у уравнения нет решений.